Сначала я думал, что он, должно быть, подобрал меня багром: в один момент я был под водой, а уже в следующий - в холодном мраке ранних сумерек, задыхаясь, как ошеломленная рыба. Ронни достал меня из воды и положил на дно лодки одной рукой. Блеснула серебряная вспышка томагавка моего проводника, который ловким движением разрубил мой лиш – топор впился в деревянный борт лодки. Мы отчалили на полной скорости, чтобы уйти из зоны удара волн и начали прочесывать место в поисках моей доски. Я стащил с себя капюшон, он был теплым от крови и упал на дно лодки, как кусок черной кровоточащей плоти. Ронни присел надо мной:
- Это всего лишь рана кожи головы... ничто так не кровоточит, как скальп.
- Уж вы то, думаю, знаете.
На это он разразился хохотом - первый раз, я увидела, как он смеется.
- Не-е, мы этим больше не занимаемся.
С этими словами он положил одну руку на верхнюю часть лба, а другую на рану. В этот момент эти массивные руки, которые были похожи на разрушительные ядра в тот пятничный вечер в «Железной обезьяне», стала мягкими, как у моей матери.
«Все будет хорошо... заживет».
Он налил что-то из плоской фляги на рану, отчего в течение нескольких секунд было ощущение жжения, но потом стало легче. После этого он дал мне выпить остальное... Я больше вообще ничего не чувствовала после этого, только приятное тепло, распространяющееся по моей груди. Мы подобрали мой борд несколькими минутами позже, и Ронни засунул свой томагавк обратно за пояс. Индейский самогон обволакивал меня своими объятиями.
